Редьярд Киплинг - Отважные мореплаватели [Отважные капитаны]
Они шли мимо магазинов, где были вывешены вощанки и другие предметы, необходимые для рыбаков, к пристани Вувермана, где стояла на якоре с развевающимся флагом шхуна Тропа. Все были заняты. Диско стоял у люка и смотрел, как Мануэль, Пенн и дядя Сальтерс работали у талей. Долговязый Джэк и Том Плэт наполняли корзинки рыбой, а Дэн передавал их. Гарвей стоял с квитанционной книжкой и записывал.
— Готово! — раздавались голоса в трюме.
— Поднимай! — кричал Диско.
— Ух! — говорил Мануэль.
— Вот как! — отзывался Дэн, принимая корзину.
Затем раздавался голос Гарвея, подсчитывавшего количество выгруженного товара.
Когда всю рыбу выгрузили, Гарвей прыгнул с шестифутовой высоты на палубу, чтобы поскорее вручить Диско счета.
— Сколько всего, Гарвей? — спросил Диско.
— Восемь шестьдесят пять. Три тысячи шестьсот семьдесят шесть с четвертью долларов. Вот если бы мне столько жалованья получить!
— Что же, Гарвей, ты стоишь такого жалованья!
— Кто этот мальчик? — спросил у Дэна Чейне-отец.
— Да как вам сказать, это в некотором роде добавочный груз, — ответил ему Дэн. — Мы его выловили из воды на Отмелях — он тонул, упав с парохода. Он был пассажиром, а теперь стал рыбаком!
— Что же, он зарабатывает себе на хлеб?
— Ещё бы. Отец, вот этот господин спрашивает, заслуживает ли Гарвей своё содержание. Да не хотите ли перейти на шхуну? Мы приставим сходни!
— Очень хотел бы. Не оступись, мамочка, осторожнее!
Женщина, которая неделю тому назад лежала беспомощная и больная, теперь быстро сошла по сходням на палубу шхуны.
— Вы интересуетесь Гарвеем? — спросил Диско.
— Да!
— Он славный малый. Вам рассказывали, как он к нам попал? Когда мы его взяли на шхуну, у него было, кажется, какое-то нервное расстройство. Теперь он здоров. Пожалуйста, войдите в каюту. Сегодня в ней беспорядок, но все же милости просим, загляните. Эти каракули на дымовой трубе — это наши памятные записи!
— Он спал здесь? — спросила м-с Чейне, садясь на сундук и разглядывая беспорядочно раздвинутые скамейки.
— Нет, он спал в носовой части шхуны. Гарвея, как и своего сына, я могу упрекнуть только в одном, что они иногда дрались, да ещё потихоньку таскали у повара пироги!
— Гарвей вёл себя хорошо, — сказал дядя Сальтерс, спускаясь по трапу. — К старшим, знающим побольше его, особенно в том, что касается земледелия, он относился почтительно, но иногда Дэн соблазнял его своим дурным примером!
В это время Дэн отплясывал на деке какой-то воинственный танец. Гарвей шепнул ему что-то утром.
— Том, Том! — громким шёпотом кричал Дэн в люк. — Приехали родители Гарвея. Они разговаривают в каюте с отцом, а он и не подозревает, кто они такие. Она — прелесть, а он — вылитый портрет Гарвея.
— Разве ты веришь его рассказам о запряжённой четвёркой коляске? — спросил Долговязый Джэк, вылезая из трюма, весь покрытый солью и рыбьей чешуёй.
— Я давно знаю, что это все правда, — отвечал Дэн. — На этот раз отец ошибся!
Они вошли в каюту как раз в то время, когда Чейне сказал:
— Очень рад, что у него хороший характер, потому что он — мой сын!
Диско раскрыл рот и с изумлением смотрел то на Чейне, то на его жену.
— Я получил от него телеграмму в Сан-Диего четыре дня тому назад, и вот мы приехали!
— В заказном поезде? — спросил Дэн. — Он говорил мне, что у вас есть особые вагоны!
— Да, в особом поезде!
Дэн торжествующе взглянул на отца.
— Он ещё рассказывал, будто бы катался в запряжённой четвёркой пони коляске, — сказал Долговязый Джэк. — Правда ли это?
— Очень может быть, — отвечал Чейне. — Была у него коляска, мамочка?
— Кажется, была, когда мы были в Толедо! — ответила мать.
— О! Диско! — Долговязый Джэк свистнул и больше ничего не сказал.
— Я вижу, что ошибся в своём суждении о Гарвее, — сказал Диско. — Я не оправдываюсь перед вами, м-р Чейне: я действительно думал, что мальчик не в своём уме, потому что он сказал странную вещь о деньгах!
— Он мне рассказывал.
— А ещё что-нибудь он вам говорил? Рассказал он вам, что я его раз ударил?
Диско бросил боязливый взгляд на м-с Чейне.
— Как же, — отвечал Чейне. — И мне кажется, что это принесло ему большую пользу!
— Я рассудил тогда, что иначе нельзя. Потом я жалел, но дело было сделано. Пожалуйста, не подумайте, что на моей шхуне вообще дурно обращаются с юнгами!
— Я этого и не думаю, м-р Троп!
М-с Чейне посмотрела на лица окружающих. Гладко выбритое, смуглое лицо Диско дышало железной волей. Лицо дяди Сальтерса обросло всклокоченной бородкой, как у настоящего фермера. Черты Пенна выражали растерянность и безумие. Спокойная улыбка озаряла лицо Мануэля. Долговязый Джэк чему-то страшно радовался. Шрам обезобразил лицо Тома Плэта. С виду все они казались грубыми, но сердце матери чутко, она подошла к ним.
— Скажите, — спросила она, едва сдерживая слезы, — который из вас спас моего сына, кого я должна благодарить, за кого молиться?
— Вот это лучше всякой благодарности! — сказал Долговязый Джэк.
Диско представил, как умел, весь свой экипаж м-с Чейне. А она что-то бессвязно лепетала. Когда ей сказали, что Мануэль первый увидел Гарвея и вытащил его из воды, она чуть не бросилась в его объятия.
— Да как же мне было не вытащить его? — удивлялся Мануэль. — Разве вы не так же поступили бы на моем месте? А? Он славный малый, и я очень рад, что он ваш сын!
— Он рассказал мне, что Дэн — его товарищ! — продолжала м-с Чейне и поцеловала мальчика, который густо покраснел, хотя и без того был достаточно красен.
М-с Чейне обошла всю шхуну, поплакала при виде койки, на которой приходилось спать Гарвею. В кухне она увидела негра-кока и так ласково кивнула ему головой, точно сто лет была с ним знакома. Рыбаки, перебивая друг друга, рассказывали ей о своём житьё-бытьё, а она сидела на скамье, положив ручки в светлых перчатках на жирный стол, и смеялась, как ребёнок.
— Как мы теперь будем жить на шхуне «Мы здесь»? — сказал Долговязый Джэк Тому Плэту. — С тех пор как она побывала здесь, мне будет казаться, что это не судно, а церковь!
— Церковь! — засмеялся Том Плэт. — Вот если бы наша шхуна была хоть немного покрасивее и поудобнее! Леди придётся прыгать по сходням, как курице!
— Значит, Гарвей не был сумасшедшим? — медленно произнёс Пенн, обращаясь к Чейне.
— Слава Богу, нет! — отвечал миллионер.
— Это, должно быть, ужасно — быть помешанным. Не знаю, что может быть на свете ужаснее, разве вот потерять ребёнка. Но сын ваш возвратился к вам. Возблагодарим Бога!
— Ого-о! — окликнул их стоявший на пристани Гарвей.
